Поп-арт (сокращение от англ. popular art – популярное, общедоступное искусство; второе значение связано со звукоподражанием англ. pop – удар, хлопок, шлепок, т.е. производящее шокирующий эффект) – международное движение в сфере изобразительных искусств, ознаменовавшее фундаментальный сдвиг в концепции современной культуры. Возник как реакция на беспредметный абстракционизм. Представители поп-арта провозгласили своей целью «возвращение к реальности», но реальности, уже опосредованной масс-медиа. Источником их вдохновения стали глянцевые журналы, рекламные упаковки, телевидение, фотография. Поп-арт вернул предмет в искусство, но предмет нарочито бытовой, связанный с современной индустриальной культурой, т.е. прежде всего тиражируемый. Возникнув в начале 50-х гг. в Англии, в среде художников лондонского института современного искусства поп-арт быстро распространился в США и на какое-то время приобрёл тотальный характер. Некоторые идеи стиля используются до сих пор.
В начале 80-х я работал в музее. К нам приехал лектор из Академии Художеств. Он докладывал о современном буржуазном искусстве и основной мишенью его критики стал поп-арт. Не помню аргументы, которые он приводил, но, наверное, это было что-то из области «дегуманизации», отсутствия образности, отражения кризиса «загнивающего общества» и т.п. А тогда только что открыли памятник на Малой земле, где в Отечественную воевал Брежнев. Он состоял из осколков снарядов и бомб, сваренных в один большой ком-взрыв. Осколки были подлинные, выкопанные из земли. Помню, спросил лектора: это «попартистский» приём? А танки, пушки и самолеты, установленные в огромных количествах по всей стране, служащие памятниками подвигам далёкой войны? А тиражируемые «Ильичи»? Не то, чтобы был скандал, но лектор строго заметил мне, тогда ещё совсем молодому человеку, что ведь надо учитывать идеологическую составляющую. Внешняя похожесть, использование приёма ничего не значат, всё дело в том, на чью мельницу льёт воду художник. Тогда я ещё не знал, что художник не обязан лить воду ни на чью мельницу, что у него другие задачи, и спорить не стал. Но всё-таки идеологическая составляющая в поп-арте присутствует. В случае с истуканом-идолом какого-нибудь очередного вождя – это пропаганда ценностей тоталитарного общества, а если Энди Уорхолл рисует точную копию упаковки товара, то это пропаганда ценностей потребительского общества.
В своё время на встрече с английскими художниками из Челси у нас возник спор об этом. Наша сторона говорила о загадочной и бессребряной русской душе (что вызывало, помню, довольно насмешливую реакцию), те – о свободном обществе, пускай и потребительском. Я попытался пошутить, сказав, что мы бы хотели потреблять как они, но не хотели бы стать потребительским обществом. Все засмеялись, хотя смешного тут мало. Здесь лежит водораздел. В нашей культуре традиционно негативное отношение к мелкой буржуазии, которая и эгоистичная, и бездуховная, и стяжательская и т.д. Примеров слишком много, достаточно заглянуть в русские сказки, где лавочников и купчин народ, мягко говоря, не жалует. В т.н. «атлантических цивилизациях» отношение к 3-му сословию совсем другое. Примеров тоже много, но вспомните один, из фильма «Крепкий орешек - 3», где герою помогает чернокожий владелец небольшой лавочки. Он и мальчишек учит уму-разуму и половину работы делает за супермена. А самое главное, что зовут его – Зевс.
Итак, поп-арт – пропаганда ценностей потребления. Но пропаганда не предполагает рефлексии, т.е. размышления над ценностями, их ревизию, сомнения. Пропаганда – это всегда барабанная дробь. Искусство поп-арта сложнее, поскольку оно скорее впитывает, отражает, но не любуется. Первой работой, получившей статус иконы поп-арта, был коллаж Ричарда Хамильтона «Что делает наши сегодняшние дома такими разными, такими привлекательными?» (1956 г.) В нём в довольно агрессивной манере отражены ценности вполне себе мещанского существования. Но в конце названия всё-таки стоит знак вопроса, да и слово «разными»… Пускай набитыми вещами, но не стандартизированными, не типовыми, не убивающими индивидуальность.
Кстати сказать, когда английские художники делали первые попартистские шаги, они имели в виду, в первую очередь, американскую цивилизацию, на которую смотрели со смешанным чувством восхищения и иронии. Но они были интеллектуалы-исследователи. Их пафос – это реабилитация мира красоты банального, слияние коллективных и индивидуальных форм познания, расширение нервной системы человека (через тиражирование произведений искусства) до масштабов вселенной. Согласитесь, это – создание очертаний новой культуры и нового человека. Другое дело, что эти размышления быстро попали в цепкие лапы массовой культуры, но сколько дорог в ад вымощено благими намерениями?
Попав же на американскую почву, поп-арт изменился, чуть ли не принципиально. В нём стала сквозить гордость за то, что именно американская торговля изобрела такие товары, которые всегда хороши, дёшевы и равнодоступны. Ты пьёшь такую же кока-колу, что и президент, и за ту же цену. Материалы американских поп-артистов – консервные банки, бутылки, ящики, флаги, комиксы, холодильники, мужские штаны – то, что уже есть и узнаваемо всяким. Но это были художники. Когда Уорхол тиражирует изображение Монро или Мао Цзэдуна, то мы видим трагедию одной и «закаменелость» другого. Мы также видим, что оба они продукт каких-то не связанных с отдельным человеком сил. Но они влияют на нас. Хочется это противоречие снять или по крайней мере осознать.
Ольденбург делает огромные штаны, Джонс – муляжи флагов, Лихтенштейн увеличивает картинку комикса до размеров большого полотна. Изменяется масштаб, материал, контекст, выявляется информационный приём, дефект, помеха. Есть такое поучение: не приближайся к идолам, иначе с них посыплется позолота. Не получилось ли так, что, приближаясь к ценностям поп-арта, мы от них и освободились?
Получился ли «великий поворот»? Трудно сказать. Но то, что поп-арт стал одним из визуальных воплощений природы ХХ века – несомненно. И ещё – если мы запомним, что смысл упаковки в том, что, однажды получив власть, она её уже не упустит, то значит, не зря поп-арт приходил в этот мир.
Одна беда. На выставках этого стиля художники всё время что-то доделывали уже перед самым вернисажем. Пилили, строгали, клеили. Оставалось много отходов. Потом уборщицы никак не могли понять – где произведение искусства, а где мусор. Никак.
Сергей Пухачев.