Лэнд арт

Лэнд арт (от английского land art – земляное искусство). Направление, в изобразительном искусстве возникшее в 60-е годы ХХ века. Его приверженцы прорывали траншеи, создавали причудливые нагромождения камней, раскрашивали скалы. В этом видели определённый протест против рыночной системы искусства, ведь выкопанный экскаватором овраг нельзя продать. Иногда и увидеть-то его можно только на фотографии или с самолёта. Когда художники лэнд-арта тайком проносили в музеи мешки с чернозёмом или с осенними листьями и рассыпали их по паркету, в этом усматривали стремление опрокинуть привычные представления о чопорном музейном пространстве, высказывания на тему человек и природа, о том, что мы всё дальше уходим от неё. В самом деле: обращение к земле, как к главному художественному материалу и объекту, не есть ли это попытка добраться до самой сущности искусства?

Лэнд арт, как и многие направления модернистского искусства претендует на тотальность. Выгляните в окно. Вся городская земля, так или иначе, устроена руками человека. Другое дело, что далеко не всегда руками художника. Хорошо было бы, если бы все землеустроители ощущали свою деятельность как эстетическую. Впрочем, газоны, мощёные площади, деревья, скамейки, вообще городская среда планируется архитекторами-ландшафтниками. Это особый вид искусства и наша жизнь, а вернее, её качество, зависит от них. Бывает, что жизнь зависит и напрямую – неправильно высаженные придорожные кусты приводят к авариям.

Допустим, что заброшенные уголки наших городов ещё ждут своих художников. Но почему, говоря об эстетике японского сада, английского парка, а иногда и о красоте наших газонов, мы отказываем в звании произведения искусства аккуратной грядке огородника, могильному холмику, или такому, доминирующему в ландшафте шахтёрских городов явлению, как терриконы – огромным горам из отработанной породы? Красивы ли они? Могут ли они стать предметами искусства, и если нет, то почему?

В теории культуры есть такой термин – «остранение». Его ввёл литературовед Виктор Шкловский. Причём он писал «остраннение», то есть подчёркивание странного, но по ошибке печати одна буква «н» выпала и получилось, что речь идёт о некоем принципе описания вещей с непривычной стороны. Так, например Лев Толстой описывал оперу в романе «Война и мир» так, будто её увидел ребёнок, или глухой, или человек, оказавшийся в театре в первый раз, но только не так, как знаток, любитель, или так, как принято писать в газетах. Его же «Холстомер», чеховская «Каштанка» – это всё «остранение», то есть не приближение предмета к нашему пониманию, а создание особого восприятия предмета, особого зрения, а не узнавания. При остранении вещь не называется своим именем, а описывается как в первый раз виденная, или виденная глазами животного. Говорят, один из самых интересных дипломов в Мухинском училище за последние годы – Невский проспект с точки зрения…динозавра.

Приём остранения использовался и в театре. Брехт говорил, что его задача превратить вещь из привычной, известной, в особенную, бросающуюся в глаза, неожиданную, чтобы само собой разумеющееся стало непонятным, но лишь для того, чтобы она стала более понятной. А Любимов в «Гамлете» устроил так, что могильщик в знаменитой сцене «Бедный Йорик…» копал настоящую могилу в настоящей земле. Вот, кстати, когда могильный холмик может превратиться в произведение искусства, и не только земляного.

В отличие от художников ландшафта «лэндартисты» создают принципиально бесполезные произведения, не несущие никаких прагматических функций. Они лишь обращают наше внимание, остраняют зрение – и гораздо сильнее, чем высаженная заботливой рукой группа красивых деревьев. Утёсом можно любоваться, но если завернуть его в ткань, как в своей инсталляции сделал художник Христо – появляется совсем другая цепочка ассоциаций. А им же упакованный Рейхстаг? Для русского глаза здесь может открыться бездна смыслов.

Глыбы белых камней, собранные в круг в пространстве галереи, как раскалённое и холодное каменное солнце, как меловой, геологический период в истории земли, как… Бог знает что… Насыпь-спираль сделанна Робертом Смитсоном из чёрных камней, земли и соли на Большом соляном озере в штате Юта, а сама природа раскрасила её в голубые и розовые цвета (голубые?– соли меди, выпавшие в осадок на камни, розовые – микроорганизмы, населившие залив). С таким подмастерьем как природа, чего ж не работать?

У нас на озере Ильмень под Коростынью есть так называемый ильменский глинт, где видна история земли восьмидесятимиллионнолетней давности. Озеро, полуразрушенный мол и камни со следами раковин. Вторгаться, конечно, нельзя, но обнажить скрытую тайну планеты рукою художника... Почему бы и нет?

Жаль, что земляное искусство становится всё менее популярным. Можно сказать, что оно уходит с художественной сцены, уступая место другим открытиям и находкам. Не знаю существует ли до сих пор сооружённый Вальтером де Мориной в мексиканской пустыне объект, состоящий из четырёхсот шестов из нержавеющей стали по 6 метров высотой каждый. Причём все они находятся на одинаковой высоте над уровнем моря. В этих местах часты грозы, и молнии всё время бьют в эти шесты, разбросанные по пустыне ровными квадратными группами. Говорят, на это вагнеровское зрелище в грозовые дни возят туристов, хотя все они прекрасно знают, что такое громоотвод и как он действует.

sq_bl Сергей Пухачёв.

Оставить комментарий