Картина эта – одно из самых известных произведений на историческую тему, хотя на самом деле сюжет к исторической действительности имеет очень слабое отношение. Перед нами трое знаменитых былинных героев, сведённых вместе затейливой фантазией художника. В.М. Васнецов так представлял персонажей своей картины: «Богатыри Добрыня, Илья и Алёшка Попович на богатырском выезде – примечают в поле, нет ли где ворога, не обижают ли где кого?». В центре верхом на могучем черном коне сидит Илья Муромец – старый воин. По правую от руку от Ильи, на белом коне – его, как говорили в старину, податаман – Добрыня Никитич. Слева – самый младший из богатырей – Алёша Попович. Учёные утверждают: образ Ильи Муромца возник в эпосе позже, чем образы его младших соратников, но в народном сознании он их «потеснил», стал главным, «старинушкой». Летописи молчат об Илье-богатыре, они знают только Илию Печерского – одного из первых русских монахов. Конечно, нельзя исключать, что покуролесившие в бурной молодости богатыри могли на старости уйти в монастырь, чтобы замаливать грехи. Впрочем, согласно эпосу, никакой «бурной» молодости у Ильи и не было. До тридцати лет он пребывал в «расслабленном» виде – могучим с виду, но беспомощным как дитя. Но однажды, пока родители были в поле, в дом вошли некие старцы – «калики перехожие», которые попросили Илюшу принести им «водицы напиться». Илья посетовал, дескать «не имею я да ведь ни рук, ни ног, сижу тридцать лет на седалище». Но старцы настаивали, и Илья вдруг встал на ноги и пошёл за водой. Старцы предложили Илье испить этой водицы, и после второго ковша Илюша вдруг ощутил такую силу непомерную, что обеспокоенные гости заставили богатыря выпить третий ковшик – дабы поубавить силы этого новоявленно «качка», готового разнести всё кругом.
Старцы, вылечившие Илью, оказались посланцами киевского князя Владимира Красное Солнышко, служить которому и отправился наш богатырь. По дороге он встретил занемогшего древнего богатыря Святогора, который, умирая, дунул на Илюшу богатырским духом, да передал ему заветный меч-кладенец. Словом, Илья вошёл в дружину Владимира и совершил немало подвигов. Но был он обидчив и строптив. Как-то раз, разгневавшись на великого князя, он уехал домой, в муромское село Карачарово. Вернуть его оттуда удалось только Добрыне:
Ах, же братец крестовый названный
Молодой Добрынюшка Никитинич!
Кабы не ты, никого не послухал,
Не пошёл бы на почестен пир.
Да уж, Илья никак не мог отказать Добрыне – это был человек, отличавшийся особым «вежеством», и его порой самого называли «князем». Мужественный воин, он при этом был опытным дипломатом, которому давались самые деликатные поручения. К тому же Добрыня – певец, гусляр, танцор – «ловок, на ножку повёрток». Непобедим он был и за шахматной доской. Имя Добрыни хорошо известно историкам. Долгие годы новгородцы помнили дядю и боярина князя Владимира Добрыню, который со своим подручным Путятой угрозами спалить Новгород заставил горожан лезть в реку Волхов – так совершился обряд крещения. Дошла до наших дней и пословица: «Путята крестил мечом, а Добрыня огнем».
Иным в эпосе предстаёт Алёша Попович. Он тоже, несомненно, богатырь – победил Тугарина Змеевича, дерзок, отважен, но одновременно хитёр, смекалист. Он мог пойти и на обман, что для прямодушного Ильи и благородного Добрыни было невозможно. У Алёши есть исторический прототип – это суздальский боярин Александр Попович. Конец его был печален. Рассказывая о трагической для русских битве с татарами на Калке в 1224 году, летопись сообщает: «... убиша Александра Поповича, а с ним богатырь 70, и людеи множество».
Ясно, что между правлением Владимира (980-1015 г.) и битвой при Калке прошло более ста лет, и встреча прототипов героев картины была невозможна.
Бросается в глаза, что, стремясь передать мощь своих героев, художник перегрузил богатырей и коней под ними, как бы нынче сказали, «мышечной массой». Тяжеловато пришлось бы им (особенно Илье) в поединке со стремительными и лёгкими степняками. Трудно также представить эту троицу в степи без войска. Где-то поблизости, за холмом, должна стоять русско-варяжская дружина, облачённая в такие же богатые рыцарские доспехи, да к тому с толпой боевых холопов и слуг. Впрочем, можно допустить, что богатыри совершали дальние «прогулки» и с небольшим отрядом. Эти отчаянные головы, утомившись на бесконечных пирах в княжеском дворце, выходили в степь рискнуть, «руку правую потешить», а если подвернётся, то и ограбить какой-нибудь купеческий караван. При Владимире дружина играла большую роль в жизни общества. Она была опорой князя-конунга, хотя при этом он был лишь первым среди равных, и не только делился с дружиной трофеями, но и советовался со своими воинами, боялся вызвать их недовольство. Вряд ли Илья мог бы так же поссориться с самим московским князем. А во времена Владимира такое случалось. Согласно летописи как-то раз, услышав, как пирующие дружинники ропщут на то, что едят они не серебряными ложками, а деревянными, Владимир тотчас приказал перелить в ложки всё своё серебро, сказав при этом: «Серебром и золотом не найду себе дружины, а с дружиной добуду золото и серебро»... Вот что за люди изображены на картине Васнецова.
Васнецов задумал свою картину в 1876 году в Париже, где он увидел полотно Репина «Садко в подводном царстве». Сочетание реализма изображения и сказочного сюжета понравилось Васнецову, который и сам часто иллюстрировал сказки. В Париже он и сделал эскиз «Богатырей». Саму картину Васнецов писал долго – почти четверть века (до 1898 г.), отвлекаясь на многочисленные заказы – портреты и пейзажи, росписи церквей, иллюстрирование книг, эскизы театральных декораций. Но при этом художник повсюду возил с собой громадное полотно «Богатырей». И хотя за эти годы он создал много произведений, всё же «Богатыри» стали главным творением его жизни. Художник вспоминал: «Я работал над Богатырями, может быть, не всегда с должной напряжённостью... но они всегда неотступно были передо мною, к ним всегда влеклось сердце и тянулась рука! Они... были моим творческим долгом, обязательством перед родным народом...». Так случилось, что при всей условности этого полотна оно стало символичным, отражая представления современников художника о легендарном прошлом России. Многие тогда соглашались с критиком Стасовым, писавшим, что Васнецов «дышал русскою древностью, русским древним миром, русским древним складом, чувством и умом», что художник продемонстрировал «своё глубокое понимание Древней Руси, характеров древних русичей».
Сейчас мы больше, чем современники Васнецова, знаем о древней Руси и осознаём, что понять «характер древних русичей» более чем сложно. Тем не менее, картина живёт. Источник её популярности – в том реализме, который не принижает, а романтизирует сюжет, даёт широкий простор воображению зрителя. Редкий школьник, познакомившись с картиной Васнецова, не начинает рисовать шлемы, мечи, коней, погружаясь, нередко прямо на уроке, в мир мечты. Недаром художник писал об исходном толчке, приведшем к созданию картины: «Так и встало перед глазами: взгорья, простор, богатыри. Дивный сон детства».
Евгений Анисимов
Страницы книги «Русская
историческая живопись и скульптура глазами историка. Исторический
комментарий к художественному тексту»