Расцвела в апрельских горах черешня,
Бесконечность в сердце моем ликует,
В эти дни мне хочется стать безгрешным,
Услыхав нездешнее «Аллилуйя».
Ближе к ночи – цвет облаков трагичней.
Ощущенье, будто идёшь на ощупь.
Вспоминаешь прошлое безразлично.
Одному идти, как ни странно, проще...
В разговорах врать ты уже не в силах.
Мастихином шкрябаешь по картону.
Высекаешь формы густым акрилом,
Уточняя образы полутоном...* * *
Я люблю тот город за шелест пряжи
Малосольной, жгучей морской воды,
За июль, в котором уснул на пляже,
За апрель, в котором не знал беды.
Я люблю тот город за остановки,
Где молчаньем чуть не свела с ума,
За дворы, где верил в твои уловки,
Где, закрыв глаза, узнавал дома,
Отраженья, черные скалы, пену,
Где, казалось, не причиняя зла,
Золотою жуткою сколопендрой
На рассвете осень в траве ползла.
Но за что я город тот ненавижу?
– За жару на выжженном пустыре,
За февраль, упавший с похмелья в жижу,
За потерю радости в ноябре...
За места, где встретил твою измену,
За мою неверность в другом краю,
За мечты, прошедшие постепенно,
За чужие флаги у нас в строю..
За окнами стало светлей.
Прозрачная зелень каштанов и вязов
И сепия серых степей.
За город по шпалам идем осторожно.
Зачем нам все это, скажи?
Над крышами зданий железнодорожных
Пронзительные стрижи...
Поселок рябит опереньем фазаньим.
Запомни, как воздух тягуч,
Как ветер наносит на свежий подрамник
Закатную темперу туч..
ПСАЛОМ
Страшно впасть в руки Живого Бога
(Евр. 10; 31)
Сохрани же меня от суждения желчного,
дай увидеть, прочувствовать и не пропасть.
Ждать под илистой створкой сияния жемчуга,
и любви – тех, кто верит в Твою Ипостась.
Я с заемною строчкой, с придуманным именем,
как сорока, хватаю чужую серьгу,
обрастая в обоих значениях инеем
в этом рыхлом неистовом первом снегу.
Видно, зря захотел приспособиться к кастовой
тесноте. Так теряют монету Твою...
Пробуждаясь, лежу, словно в трещине
карстовой,
и очнувшись, с трудом себя распознаю.
Тихон Синицын, Севастополь.