«Век мой, зверь мой, кто сумеетЗаглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?»
Осип Мандельштам
«Век мой, зверь мой»
Эти строки Осипа Мандельштама?– словно эпиграф к творчеству, да и ко всей жизни Франца Марка. Рубеж веков почти напополам разделил недолгую жизнь немецкого художника: он родился в 1880-м, а погиб в 1916 году на фронте, в битве под Верденом. Франц Марк был среди тех мастеров, которые склеивали позвонки двух столетий кровью своего творчества: путь от завершающей 19-й век живописи постимпрессионистов к абстрактному искусству 20-го столетия шел через экспрессионизм, и Марк был его ключевой фигурой. Он принадлежал к числу европейцев, словно не замечавших размежевания стран накануне Первой мировой войны: вместе с Василием Кандинским Марк стал основателем легендарного объединения «Синий всадник» – творческого союза русских и немецких художников. Франц Марк был предан одной теме: он рисовал и писал животных. Заглядывая в зрачки зверя, прекрасного и свободного, он искал ответы на вопросы своего времени и на вечные вопросы всех времен. Простые сюжеты его произведений кажутся идиллическими: красивые животные, обитающие среди девственной природы. Но чем ближе была война, переломившая позвоночник века, тем явственнее ощущается тоска в глазах его зверей и обреченность в изгибах их тел.
Жизнь Франца Марка складывалась вполне благополучно: он не знал таких омрачавших существование многих художников бед, как непонимание близких, непризнание, одиночество, нищета. Он родился в Мюнхене, который был в ту пору одной из культурных столиц Европы, в интеллигентной семье потомственных юристов. Отец Франца?– Вильгельм Марк – изменил семейной традиции и стал художником. Его пейзажи и жанровые картины пользовались в свое время успехом; на одной из них мы видим пятнадцатилетнего Франца, который мастерит что-то из дерева. Получив отличное гимназическое образование, Франц собирался изучать теологию в Мюнхенском университете. Для вдумчивого чувствительного юноши это был, казалось, хороший выбор, но после прохождения военной службы он изменил свои планы, решив стать художником. С 1900 по 1903 г. Марк был прилежным учеником Мюнхенской академии художеств, пока не попал в Париж и не увидел своими глазами картины Мане и Сезанна, Гогена и Ван Гога. После свежих парижских впечатлений застойная академическая атмосфера стала для Марка невыносимой. Покинув стены академии, он снял мастерскую в мюнхенском квартале Швабинг и начал работать самостоятельно.
Швабинг был средоточием богемной жизни, здесь быстро завязывались волнующие знакомства. Марк пережил бурный, доведший его до депрессии роман с замужней дамой, художницей Анетте фон Экардт, и попал в ситуацию мучительного любовного треугольника, разрываясь между двумя Мариями, также художницами – Марией Шнюр и Марией Франк. На красивой и независимой Марии Шнюр он женился в 1907 г., но почти сразу же понял свою ошибку. Этот ставший вскоре формальным брак не давал ему до 1911 года узаконить отношения с Марией Франк. Внешне они казались не очень подходящей парой?– Франц, утонченный интеллектуал с благородными чертами, и круглолицая Мария с грубоватым крестьянским лицом. Но именно она, сердечная и открытая, стала женщиной его жизни.
Обе Марии запечатлены в небольшом этюде «Две женщины на горе» (1906). Это одна из немногочисленных работ художника, в которых изображаются люди. Почти на всех его картинах, акварелях и гравюрах мы видим животных: оленей, быков, коров, кошек, тигров, обезьян, лисиц, кабанов, но чаще всего?– лошадей. Их он навсегда полюбил в годы военной службы.
У Марка, превосходного рисовальщика, был особый талант изображать зверей. К тому же, он специально изучал анатомию животных, его настольной книгой была «Жизнь животных» А. Брема, целые дни он проводил в зоопарке, наблюдая за зверями и делая зарисовки. Во всех работах художника, будь то карандашный набросок или сложная живописная композиция, раннее реалистическое полотно или экспрессионистическая картина, мы безошибочно узнаем характерную повадку зверя: ломкую грацию косули, пружинистую энергию тигра, порывистость непоседливой обезьяны, медлительность массивного быка, горделивую стать лошади.
Однако назвать Франца Марка анималистом невозможно: зверь был для него не реалистической «натурой», а высшим существом, символом естественного, чистого, совершенного и гармоничного бытия. Литературно одаренный художник красноречиво выражал свое творческое кредо в статьях и письмах друзьям: «Мои цели не лежат преимущественно в области анималистики. /.../ Я пытаюсь усилить свое ощущение органического ритма всех вещей, пытаюсь пантеистически прочувствовать дрожь и течение крови в природе, в деревьях, в животных, в воздухе». «Звериное» видение мира представлялось ему чем-то вроде окна в недоступное человеку природное царство: «Разве есть для художника что-либо более таинственное, чем отражение природы в глазах зверя? Как видят мир лошадь или орел, косуля или собака? Как бедна и бездушна наша идея помещать животных в ландшафт, который видят наши глаза, вместо того, чтобы проникнуть в их души».
«Взглянуть в лицо бытию»
Многие обстоятельства благотворно повлияли на становление стиля Франца Марка. Это поездки в Париж в 1907 и 1912 гг., где он соприкоснулся с искусством своих современников – фовистов и кубистов, среди которых ему был особенно близок Робер Делоне. Это завязавшаяся в 1910 г. дружба с молодым немецким экспрессионистом Августом Макке, который на немногие оставшиеся им обоим годы жизни (двадцатисемилетний Макке погиб на фронте в 1914 году) стал его единомышленником.
Полностью талант Марка расцвел в кругу художников, которых в 1911 году объединил «Синий всадник»,?– сообщество, душой которого были Василий Кандинский и он сам, Франц Марк. «Синий всадник – это мы двое» – сказал позднее Кандинский. Вместе, присвоив себе, по словам Кандинского, «диктаторские полномочия», они готовили выставки «Синего всадника», вместе редактировали одноименный альманах. Даже появление названия «Синий всадник», которое, как вспоминал Кандинский, родилось за кофейным столиком, свидетельствует о легкости взаимопонимания двух художников: «Мы оба любили синий, Марк – лошадей, я – всадников. И название пришло само». (Так же, как Кандинский, Марк придавал символическое значение цвету: синий означал для него мужественность, твердость и духовность.) Мощная личность Кандинского ни в коей мере не подавила Марка. Напротив, его индивидуальный стиль в пору их сотрудничества развивался очень динамично: двигаясь от экспрессионизма к абстракции, Марк шел в ногу с европейским искусством.
Сравним три картины Марка, ставшие классикой немецкого экспрессионизма и написанные с промежутком примерно в год, – «Синяя лошадь» (1911), «Тигр» (1912) и «Лисы» (1913). Глядя на холст «Синяя лошадь», понимаешь, что слова художника об «органическом ритме всех вещей» – не теоретизирование, а глубокое подлинное чувство. Фигуру лошади, пейзаж и растение на переднем плане объединяет волнообразный ритм: мотив дуги явственно повторяется в очертаниях гор, в силуэте животного и в изгибах листьев. Занимающая все полотно по высоте, написанная в ракурсе снизу и поэтому возвышающаяся над зрителем фигура лошади величественна и монументальна, словно статуя божества этих гор. В картине много характерного для Марка – яркие фантастические цвета, отсутствие воздушной среды, плотное заполнение холста.
Если в «Синей лошади» обобщенная фигура животного сохраняет целостность формы, а альпийский пейзаж остается узнаваемым, то в «Тигре» Марк более ощутимо трансформирует реальный образ. Контуры фигуры тигра обрисованы стремительными зигзагами и ломаными линиями, а поверхность тела разбивается на треугольники и трапеции. Художник словно обнажает мышцы, скрытые под кожей зверя, выявляет структуру тела животного. Насыщенный фон картины, состоящий из нагромождения сложно пересекающихся плоскостей, отчасти продолжает и повторяет линии, заданные в фигуре зверя, так что тигр кажется неотъемлемой частью окружения, а не доминирует над ним, как синяя лошадь. Этот фон – по сути дела, чистая абстракция, хотя, конечно, можно представить себе, что художник изобразил заросли, в которых затаился тигр, подстерегающий добычу.
В картине «Лисы» мы видим полное взаимопроникновение форм, стирание грани между зверем и его окружением. Создается впечатление, что художник «нарезает» фигуры двух лис на фрагменты и смешивает их, как части головоломки. При этом одна четко прорисованная деталь – узкая, с характерным наклоном, морда лисицы – задает тему картины и связывает с реальностью почти абстрактное полотно. Эти формальные поиски имели для Марка серьезный духовный смысл: он искал путь от внешнего облика вещей («внешность всегда плоска») к их внутренней сущности и видел цель искусства в «раскрытии неземной жизни, тайно пребывающей во всем, в разрушении зеркала жизни с тем, чтобы взглянуть в лицо бытию».
В произведениях Марка мир природы предстает цельным и бесконфликтным, в нем нет противопоставления хищников и их жертв, он никогда не изображает сцены охоты, страдания зверей, чрезвычайно редко – погибших животных. Тем более значимым стало появление картины «Судьбы животных», написанной в 1913-м – последнем предвоенном году. Подзаголовок «Деревья показывают свои кольца, а животные – свои жилы» подчеркивает трагическую идею полотна: только срубленные деревья обнажают кольца, только мертвые звери обнажают нутро. Лесная чаща предстает на картине как символ потаенного мира природы, который разрушается и гибнет под напором неведомой грозной силы. В апокалиптическом хаосе мы различаем хищные красные всполохи и лучи, падающие стволы, мятущихся коней, испуганно сгрудившихся оленей, ищущих укрытия кабанов, а в центре полотна – как олицетворение невинной жертвы – голубую лань, поднявшую голову к небу.
Эта картина-реквием, ставшая пророчеством грядущей войны, – одно из последних крупных произведений Марка, в котором он сохранил связь с фигуративной живописью. В 1914 г. он успел написать несколько абстрактных композиций («Тироль», «Борющиеся формы») и, очевидно, стоял на пороге нового этапа своего творчества. Впрочем, во фронтовом блокноте Марк, рядом с абстракциями, по-прежнему рисовал оленей и своих любимых лошадей. Нельзя сказать наверняка, как сложилась бы судьба художника, если бы он уцелел в «верденской мясорубке». В истории искусства 20 столетия Франц Марк навечно остался стремительным всадником, скачущим на вольном синем коне экспрессионизма.
Марина Аграновская.