* * *
Я жив, пока есть дело у меня,
И пусть я обрастаю этим делом,
И, что ни время, голову склоня,
Цветное чёрным вывожу на белом.
С покоем, равным полному нулю,
Бороться – так ли, этак – призван каждый.
Но разве жажду жизни утолю,
Когда пустыня смерти мучит жаждой?!
Я – дилетант: дела – лихи, глухи,
То скучно, то беспечно мне живётся.
Одиннадцатый год пишу стихи:
А много ли под старость отзовётся?
Мечтаю жить всем телом, всей душой
С великим вдохновением в кармане –
Судьбы же искрометной и большой
Боюсь, и снова маюсь в глухомани…
Но внутренняя эта глухомань,
В ней рядом сиротеют домочадцы.
Как тут ни шарлатань и ни шамань,
Весь труд мой – уточняться, утончаться.
Не порвалась бы ниточка меж мной,
Глядящим в мир, как в вековую бездну,
И жизнью всей – небесной и земной, –
В которой растворюсь – или исчезну…
* * *
Друзьям
Порой на облако я делаюсь похожим
Дождя и – реже – взрыва на степном песке.
Моей конкретной, мне лишь ведомой, тоске
Нет места в вас. Мы, хоть и делим место – множим,
Мне и на вашем месте тоже не бывать.
С друзьями стол делю, с любимою – кровать.
Но, если сны, что вижу я, – отчасти ваши,
И хлеб ем общий я, и пью из общей чаши,
Что здесь тогда моё – вполне, по существу?
Как знать: быть может, я чужую жизнь живу?
Мне столько же причин уйти, как у любого,
Отбросив, точно тень свою, живое слово.
Теперь, когда вы за одним со мной столом,
Желаете вкусить мой пир на пике славы,
Когда вы пьете за меня всерьёз, когда вы
Ничуть не думаете: лишь бы поделом! –
Я с вами говорю понятными словами,
Но в то же время слово каждое – с ключом.
Я признаюсь, что разделяю праздник с вами,
И что друг друга мы сотворчеством влечём,
Но, разгоревшись, рвусь сказать: творенье – взрыв!
И вами ли, иль этим взрывом оглушённый,
Вас плохо слышу я, ума на миг лишённый,
Вас плохо вижу я, глаза листком прикрыв…
* * *
Над кроватью слабой лампочке гореть –
Почему-то больше некуда смотреть.
Хоть возьми любую книгу, отвори,
Хоть читай, как в раннем детстве, буквари!
Хоть поймай ещё сто тысяч странных снов –
Ни один не нов. Мир стерся до основ…
Тяжек скуки смертной то ль недуг, то ль грех –
Отказаться от всего, и вся, и всех.
Разве вправе ты скучать, в то время как
Жизнь кипит кругом, и дни летят во мрак?
Жизнь кипит, но выкипает с ней душа
Из телесного, небесного ковша…
* * *
Друг другу мы бессмертие сулим –
В чужих воспоминаньях, в мемуарах.
Приснись, небесный Иерусалим,
Где нет средь нас ни молодых, ни старых!
Как будто жизни мало мне земной,
Небесной жизни в новом лике жду я.
Мой след, мой образ вы зовёте мной,
Со мной в своём уме мирясь, враждуя.
Кто мы, как не домысленный сюжет,
Сюжет, что многократно переложен?!
И нас в прямом, буквальном смысле нет:
Есть след наш, образ, – искажен ли, ложен…
Мир мнится мне в значеньи том, что он
Мной дорисован иль не дорисован,
А не в значеньи, что всё это – сон.
Но как же мир меж нами согласован?!
Объединяет нас язык родной,
Но что стоит картиной за словами –
Не станет никогда душой одной,
Что вы со мной поделите, я – с вами.
Отсвечивают окна-зеркала,
И город будоражит дальним гудом.
Ребристая гора или скала
Воздвигнута в закатном небе чудом.
Иллюзия, что видим всё, как есть,
Иллюзия, что ближних понимаем,
А верится: достаточно лишь сесть
За общий стол – и наслаждаться маем…
* * *
Саше
Перед сном бы дневным – фортепьяно,
Эту музыку, что без изъяна.
Зреют капельки влаги озёрной,
В гнёздах птенчики щёлкают зёрна
В свежем, светлом, сверкнувшем лесу.
То считалки лесные, то песни –
Меньше места отчаянной бездне,
О которой вещают широ’ко –
От металла до рэпа и рока,
Из которой себя не спасу…
А пока – настоящее лето,
И пусть скажут, что «это напето»,
Но попробуй меня обмани-ка! –
Вновь цветут огурцы и клубника,
Зацветут и озера вот-вот.
Это к осени станет печальней,
И на просеке – ближней и дальней –
Оживет не земной, а небесный
Мир, открывшись той самою бездной,
Где закружит теней хоровод…
* * *
Во дворах играют в мяч,
А в домах звенит посуда.
И хоть смейся, и хоть плачь –
Жалко уходить отсюда,
Из-под зелени густой –
К новым, ледяным, картинам.
Лето, милое, постой,
На дорожку посвети нам.
Дунет лёгкий ветерок,
Тронет сразу пару ноток,
Пару веток: всем – свой срок,
Пусть в начале – хорошо так.
Но природа, как душа,
Яркой, жаркой быть устанет, –
И слепя нас, и глуша,
Осень и зима настанет.
То ли временно усну,
То ли навсегда умру я –
И не встречу вновь весну,
Всласть играя и пируя.
Смерть – куда бы ни вела –
Жалко это всё оставить,
Грустно так – из-под крыла,
Со знакомого крыльца ведь!
Силы растеряв совсем,
И весны, и лета мимо,
Как шагну, слеп, глух и нем,
В окончательную зиму?
* * *
Желанье не играть, не пробовать на вкус
Креплёное вино или нежнейший мусс,
Не проповедовать у церкви или в баре,
Не то чтобы хранить зерно в амбаре –
На случай голода, вперёд и про запас,
Ведь сколько б ты слова свои ни пас,
Их пасынок, ты впрок не запасёшься
Той силы, от которой весь трясёшься.
Желанье – впереди слов, зреющих в груди.
Туда-сюда ходи, как шмель гудит – гуди,
Буди поэта, утомляя графомана...
Так и Вселенная явилась из тумана!
* * *
Воздух августовский густ,
Небо – тучней, небо – звёздней.
Выйдешь в холод ночью поздней,
Дрогнешь сам, лишь дрогнет куст.
Этот спелый мир готов
Не украсить, так украсть я.
Плакать хочется от счастья,
Мёд вдыхать ночных цветов.
За недельную жару –
Ни намёка на дождинку.
Пыльная дорога к рынку
Снова оживёт к утру.
Догоняя стадо туч,
Мчится облачная стая.
Арифметика простая,
Но не плачь и не канючь,
Даже если упадёт,
Провод оборвав, опора.
«А зима-то, слышишь, скоро!..» –
Лето эта мысль крадёт.
В жизнь суммируя года,
Как минутой насладиться,
Где задумчивая птица
И печальная вода?