Мы говорим на птичьих языках,
И наш полёт воздушнее пунктира.
И небо у меня твоё в руках -
Хоть на крыле, хоть под крылом у мира.И умирать тревожно старику,
И первый выдох совершить младенцу.
И не вместить дыхание в строку, –
Но к твоему потянет полотенцу,
И наш полёт воздушнее пунктира.
И небо у меня твоё в руках -
Хоть на крыле, хоть под крылом у мира.И умирать тревожно старику,
И первый выдох совершить младенцу.
И не вместить дыхание в строку, –
Но к твоему потянет полотенцу,
К тебе потянет ночью на порог –
Делить и меньшить космоса молчанье.
В ладье ладоней – солнечный пирог,
Над головами – лунное венчанье.
Как – верную ли, вечную, – Рахиль
Звал обречённый, обручённый Яков,
Так мнится мир и мил, в заминках, штиль
Мне – в мириадах мер, морей и знаков.
А что ни знак – то якорь, знанье, цель.
День полнится словами; ночь – пустая:
Тончайших облаков листая цепь,
Усталых уст огня сомкнулась стая.И мы едины на одной волне,
В одной цепи чувствительные звенья,
Мы – голуби глубин, мы – сны во сне.
Нас током точат глыбы вдохновенья.
День полнится словами; ночь – пустая:
Тончайших облаков листая цепь,
Усталых уст огня сомкнулась стая.И мы едины на одной волне,
В одной цепи чувствительные звенья,
Мы – голуби глубин, мы – сны во сне.
Нас током точат глыбы вдохновенья.
Мне бездыханный камень лёг на грудь,
Моё «Аминь!» твоею жмет мольбою,
И хочется скорей пуститься в путь,
Ступени лет минуя, – за тобою.
И пусть ладья сегодня на мели,
И не понять: что птичье, человечье
У нас двоих – от неба до земли,
Но в каждом взмахе крыл – твоё наречье.
Григорий Князев, Великий Новгород.