* * *
Восходила, сияла над ней звезда,
подо льдом шумела живая вода,
просыпались деревни и города,
напоённые светом новой звезды.
Сквозь закрытую дверь пробиралась
стынь,
по-над полом тихо ползла туда,
где сидела она, на руках дитя
обнимая. Снаружи мороз, свистя,
запечатывал накрепко все пути,
чтоб чужой человек не сумел прийти.
На дверных петельках темнела ржа.
И она сидела, Его держа,
и она бы молила Его не расти,
чтоб стирать пелёнки, кормить
из груди,
оставаться не Богом – её дитём,
не ходить этим страшным терновым
путём,
оставаться маминым счастьем, днём
абрикосово-жарким, чтоб был –
человек,
и никакой Голгофы вовек.
Чтоб Он был лишь её, чтоб не знать
никогда
этих мук нелюдских, чтоб от горя
не выть…
Но уже восходила над ней звезда
и уже торопились в дорогу волхвы.
И уже всё пело про Рождество.
Потому не просила она ничего,
только лишь целовала ладошки Его
и пяточки круглые у Него
* * *
Вечер декабрьский салютами весь
расшит.
Мира. Любви. И не болеть никому.
Я говорю за тех, кто сейчас молчит
и у окна всматривается во тьму.
Я говорю за тех, кто всегда один,
с кем бы ни жил и ни растил детей,
тех, кто сейчас выдыхает в форточку
дым,
тех, кто сейчас молчаливей речной
воды,
за одиночек всех полов и мастей.
И наклонился город, который свят,
пусть уже тем, что полон живых людей,
люди за окнами режут на стол салат,
ёлка стоит, гирлянды висят на ней,
и обнимает, берёт к себе на ладонь,
город качает и песню тихо поёт:
как же уютно светит живой огонь,
как будет новый, хороший и светлый
год.
Вот я стою у окна, выпускаю дым,
вот я дышу на стекло и рисую тут.
Я говорю за тех, кто всегда один.
Пусть нас услышат.
Пусть сегодня придут.
* * *
Проходили эпохи, генсеки, цари,
разгоняйся же, ветер, и пламя – гори,
саранча проходила и плыли века,
и текли времена, как большая река.
Оставались земля и деревья на ней,
деревянные домики между дождей,
оставалось сплетенье размытых дорог,
оставались сады, что никто не берёг,
одичалые яблоневые сады,
оставались старухи да их деды,
потемневший портрет да икона в углу,
чёрный хлеб да похлебка из лука
к столу.
Перемешаны; чудь, татарва и мордва,
разгорайся, огонь, разрастайся, трава;
все цари да чиновники тенью пройдут,
ну а мы-то навеки останемся тут,
от курильских морей до донбасских
степей
в эту землю врастём и останемся
в ней.
И когда ты по чёрной дороге придёшь
через мокрое поле и меленький
дождь –
будет тёплая печь, будет хлеб на столе,
и не спросят, какой нынче век на земле.
* * *
буря была такая –
сложно стоять на ногах,
выбило свет, выбило связь, выбило
страх,
были серые тучи, по небу растёртые.
губы у тебя были твёрдые,
очень твёрдые.
твёрдые.
улыбались.
но мягкой была щека,
и поэтому я все гладила тебя по щеке,
и потом все пили не чокаясь в смертной
тоске,
и потом я думала, что будет большая
река,
и мы сядем однажды на лодку,
и в ней поплывём,
и уже никогда
никогда, никогда не умрём,
будем плыть мимо времени,
мимо леса,
мимо троп, где темно,
будем петь и пить
дешёвое какое-нибудь вино,
и свет через нас проходит уже, смотри,
этот свет не вовне нас, этот свет
внутри,
это свет, что соединяет нас,
никакая смерть не сильнее нас,
так пребудет во веки веков и сейчас,
потому что ни смерти, ни страха,
ни времени нет,
только бьющий из самого сердца свет,
бесконечный предвечный свет.
Анна Долгарева
спасибо за хорошие стихи