* * *
в другие дни печаль идёт от света.
и если жизнь коснётся рукава,
то вспоминаешь – на исходе лето,
и по колено жёсткая трава.
блестящий ковш ещё воды не полон,
и всё при чём – и ветка и листок,
когда с сосны кричит о воле ворон,
то осторожно кажется, что бог.
вода ясна, как зеркало в прихожей,
развешан мир на древние кусты.
и свет горит. и тьма сгорает тоже.
и ничего совсем из пустоты.
на берегу в своей линялой майке
ты узнаёшь о ветре по воде –
как червяку на дне железной банки
тебе нескоро скажут о беде.
* * *
земной земли непостижима твердь.
спроси, попробуй, что такое смерть,
ведро воды и небо в пол-лица,
и ничего не ясно до конца.
пустые окна дачи, сорняки,
осенний дождь касается руки,
забыто мыло, паста, чёрный хлеб,
и жизнь идёт, а кажется, что нет.
чем проще явь – тем тише разговор.
отяжелел от сырости забор,
и белый свет, и всё на свете есть
благое дело и благая весть.
сорвать листок, подумать о своём,
как ненадолго, но вполне живём,
пока весь птичий хор кладёт псалтырь
на долгие упрямые стволы.
* * *
окажется, пора уже домой.
кругом стволов не сосчитать по пальцам
и столько света, света – боже мой –
которому из рук не расплескаться.
блестящей паутины провода,
обманчивое небо непогоды,
и долгая высокая трава,
под вечер отражающая кто ты.
и жизнь, и смерть, и красная трава.
бог создал мир из тиража открыток
и наложил на образы слова,
пока всё было можно и открыто.
сменился ветер, день заволокло,
и в небе стало тесно птичьей стае,
потом на смерть бог наложил число
и так оставил.
Анна Цветкова.