Минск
* * *
Вместо тысячи слов я просто буду молчать.
Загляни в глаза и дотронься своей рукой
до моей щеки. А на губы мои печать
наложил сегодняшний вечер и дал покой.
Это просто – сколько бы ни было бурь и драм,
расстояний, ошибок, взятых с собою в путь,
твоя вера в меня даст фору любым дарам.
Успокоит, когда нет времени отдохнуть.
Словно в центре пустыни чистый, звенящий ключ
даёт волю к жизни, спасает по мере сил.
И уже не важно, как сильно город колюч,
да какое потухнет из небесных светил.
Зима
Ворон с вороной небо в воронку крутят,
и засыпает город, сыплются звёзды.
Небо темнеет, город теперь уютен,
но обжигает холодом стылый воздух.
Ворон с вороной крылья свои расправят,
как расправляют на ночь в кровати простынь.
Здесь не бывает сводов законов, правил:
Всё, что казалось сложным, вдруг станет просто.
Только холодный воздух тех птиц дурманит,
дымкой оденет крылья белёсо-пегой:
чёрные перья мокнут в мягком тумане.
Ворон с вороной город укроют снегом.
* * *
Как мелочно вокруг маячит жизнь!
Машины жгут бензин, а я жгу спички,
и каждый вечер, по дурной привычке,
Рука дрожит.
Как много вырвано пустых страниц?
Пусть время застывает на мгновенье,
когда ворвётся кто-то в поле зренья,
и взмах ресниц.
Я слышу колокол. Звонят обед,
хоть рядом нет ни звонницы, ни церкви.
А может цепь звенит, и это цербер
напал на след.
Туман
Туман. Промозгло. Город загустел.
Стенают одиноко фонари.
Их свет упругим стал, осиротел,
как сахар в кружке чая, растворим.
И привкус жёлтой световой волны
оскоминой осядет на зубах.
Как ярки в городе туманном сны,
как мелочны проклятья в этих снах.
Чернеют окна, как могилы звёзд,
бесплодные воронки чёрных дыр.
В тумане – это будто не всерьёз.
Весь город постарел и стал седым,
а небо опустилось до земли,
пролезло мне за пазуху, в карман.
И этот мир как будто неделим –
один холодный призрачный туман.
Журавлик
Лист бумажный согнут много раз
и теперь он не бумага – птица;
Крылья украшают сотни фраз,
целый мир, наверно, в них ютится.
Журавлю уютнее ладонь
от того, что в небеса синица
ускользает, только её тронь.
Не даётся в руки. Не гнездится.
Как ни странно, сделав журавля
из подручной вырванной страницы,
научилась крылья расправлять,
и сама, похоже, стала птицей.
* * *
Как марку в свой альбом, я вклею этот день,
событий небоскрёбы строя в город.
За ним идёт другой. Он – новая ступень.
На карте происшествий снова повод
отметить область обходных дорог,
что открывается по дням пред нами.
Но каждая ступень выводит на порог,
а каждый город может смыть цунами...
* * *
И каждый вечер, будто по привычке,
звонок родным – таблетка валерьянки.
Промозгло. Осень. Отсырели спички.
В метро как будто шпроты в банке.
Битком вагон – измученные лица,
закладка где-то затерялась в книге.
Я с красной на зелёную, как птица
на ветках, спотыкаюсь на изгибе.
Глаза устали и болят всё чаще,
текущий день становится неважным,
а каждый вечер – в воздухе скользящий
нелепый, странный самолёт бумажный...