Альбрехт Дюрер. «Четыре апостола»

Четыре апостола» – последнее живописное произведение Дюрера, его духовное завещание современникам и потомкам. Пятидесятипятилетний художник чувствовал, что его силы на исходе, и задумал сделать прощальный подарок своему родному городу Нюрнбергу.

Эта работа создана в 1526 году, вскоре после того, как Нюрнберг официально принял Реформацию. Композиция Дюрера стала произведением новой – протестантской – эпохи.

Сегодняшнему зрителю непросто понять, что же такого революционного было в работе Дюрера, но современникам художника ее необычность сразу бросалась в глаза. В трехчастных алтарях (триптихах) фигуры апостолов, евангелистов, святых располагаются справа и слева от главной композиции (например, «Распятия»). Дюрер написал диптих – две картины, вполне подходящие для того, чтобы обрамлять третью – несуществующую. Компоновка обеих частей диптиха симметрична, фигуры, как обычно на боковых створках алтаря, развернуты к центру. Сюжет – апостолы Иоанн, Петр, Павел и евангелист Марк – вполне традиционный (хотя, как мы увидим позднее, здесь есть нюансы, свидетельствующие о протестантских симпатиях художника).

Отсутствие центральной композиции кажется настолько странным, что долгое время искусствоведы считали, будто «Четыре апостола» – это правая и левая части незаконченного триптиха. Но это мнение представляется сегодня ошибочным: не стал бы прославленный мастер торжественно дарить Нюрнбергу незавершенную работу. Скорее всего, Дюрер намеренно отказался от привычной композиционной схемы, чтобы подчеркнуть, что его произведение – не молитвенный образ (напомним, что протестанты отрицали поклонение изображению), а картина, перед которой следует не обращаться к Богу, а предаваться размышлениям.

Запечатлев трех апостолов и евангелиста, Дюрер хотел дать своим согражданам новый нравственный ориентир и высокий пример для подражания. Свои представления об этом ориентире художник постарался выразить со всей возможной ясностью. В письме городскому совету мастер писал, что в эту работу он «вложил больше старания, чем в какую-либо другую живопись».

Под стараниями Дюрер подразумевал не только собственно труд художника, но и то усердие, с которым он стремился донести до зрителей религиозно-философский смысл произведения. Одной живописи Дюреру показалось для этого мало, и он дополнил ее словами: по низу обеих досок идут надписи. Сам художник сформулировал свое напутствие согражданам так: «В эти опасные времена пусть остерегаются земные властители, чтобы не принять за Божественное слово человеческие заблуждения».

Собственную мысль Дюрер подкрепил тщательно подобранными цитатами из Нового Завета – высказываниями изображенных им учеников и последователей Христа: это предостережения апостолов Иоанна и Петра против лжепророков и лжеучителей, слова Павла, предрекавшего времена, когда наступит засилье людей самолюбивых и надменных, и наконец, известное высказывание евангелиста Марка «Остерегайтесь книжников».

Знаменательно, что евангельские тексты цитируются по Библии Лютера, переведенной реформатором в 1522 г. на немецкий язык. Надписи великолепным готическим шрифтом выполнил по просьбе Дюрера его друг, знаменитый каллиграф Иоганн Нойдёрфер. Против каких же лжепророков столь настойчиво предостерегал сограждан Дюрер? Ответ, кажется, лежит на поверхности – прежде всего художник подразумевал развращенных и корыстолюбивых служителей римско-католической церкви, которые, с точки зрения Мартина Лютера и его последователей-реформаторов, вели христианство по ложному пути.

О том, насколько остро воспринималось обличение католицизма устами основателей христианской религии, свидетельствует драматическая судьба произведения Дюрера. В 1627 г. Баварский курфюрст Максимилиан I угрозами и шантажом вынудил нюрнбержцев передать драгоценный диптих в католический Мюнхен. Однако несмотря на то, что курфюрст был горячим поклонником творчества Дюрера, он не мог смириться с «еретическими и оскорбительными» надписями, поэтому венценосный ценитель искусств приказал их отпилить (!) и отослать обратно в Нюрнберг.

В первоначальном виде диптих был восстановлен только в 1922 году. Но очевидно, что Дюрер обращался к согражданам не только и не столько для того, чтобы подлить масла в огонь противостояния протестантов и католиков. Дюрер был умеренным сторонником Реформации. Он восхищался Лютером, но в начале 1520-х годов уже не мог не замечать, что протестантская доктрина становится все более жесткой и непримиримой, не мог не знать, что ревнители новой веры яростно крушат произведения церковного искусства.

Дюрер не высказывал своих опасений о будущем протестантизма и о крайностях религиозной нетерпимости прямо; он сделал это иносказательно, через цитаты из Нового Завета, разъясняющие смысл его последней работы. Обычно такой дидактизм не идет на пользу искусству, но «Четыре апостола» – исключение из правила. Эта композиция и поныне остается самым волнующим и неизменно актуальным творением Дюрера.

Каждый, кто знаком с диптихом Дюрера в репродукциях, наверняка изумится, увидев оригинал в зале мюнхенской Старой Пинакотеки. Если судить по репродукциям, картина представляется огромной; между тем, ее высота – всего два с небольшим метра, т.е. апостолы изображены практически в человеческий рост. Дюреровский диптих – прекрасный пример того, что монументальность произведения определяется не крупными размерами, не значительностью темы, не связью с архитектурной средой, а некими внутренними качествами работы.

Написанные Дюрером фигуры кажутся нечеловечески мощными: они буквально втиснуты в рамы, полностью занимают всю плоскость досок, которая словно тесна для них. Апостолы и евангелист предстают титанами, способными вершить судьбы мира. Знаменательно, что при таком бережном отношении художника к пространству картин, около двух третей их площади занимают плащи Иоанна и Павла.

Дюрер написал их мастерски?– под материей ощущаются очертания сильных тел, вертикальные складки зрительно делают фигуры еще выше. И в то же время два крупных контрастных пятна, красное и белое, придают картинам строгость и предельный лаконизм, заставляя зрителя сосредоточиться на главном – лицах. Всмотримся же в эти лица, соотнося образы Дюрера с евангельскими персонажами.

На переднем плане слева стоит апостол Иоанн, самый юный и самый преданный из учеников Иисуса. Согласно церковной традиции, Иоанн – автор четвертого Евангелия и Апокалипсиса («Откровения Иоанна Богослова»). Он был любимым апостолом Лютера, да и самого Дюрера, о чем свидетельствует его знаменитый цикл гравюр «Апокалипсис» (1497-98 гг.). Иоанн держит в руках написанное им раскрытое Евангелие. Зритель может прочесть его первые строки: «В начале было Слово».

Хотя, по преданию, Иоанн дожил до глубокой старости, в западноевропейском искусстве его чаще всего изображали нежным безбородым юношей, и Дюрер следует этой традиции. Здесь уместно отметить, что каждый из четырех образов Дюрер соотносит с определенным человеческим возрастом. Так, Иоанн олицетворяет юность. Кроме того, как свидетельствовал друг Дюрера каллиграф Иоганн Нойдёрфер, четыре фигуры, по замыслу художника, символизируют четыре темперамента. (Учение о темпераментах было чрезвычайно популярным во времена Дюрера, и известно, что художник очень интересовался им).  Апостол Иоанн, уравновешенный и спокойный, представляет самый светлый и счастливый темперамент – сангвинический. Петр, первый среди апостолов, считался основоположником католической церкви. У Дюрера он стоит в глубине, почти скрытый фигурой Иоанна, в чем видится проявление протестантских предпочтений художника. Дюрер и здесь верен сложившейся в Средние века иконографии: Петра изображали широколицым, с небольшой округлой бородой, в руке он обычно держит золотой ключ от райских врат.

Устало склонивший голову дюреровский Петр олицетворяет старость и флегматический темперамент. Фигура евангелиста Марка в правой части триптиха, симметричная фигуре Петра, доставила немало забот искусствоведам. Из-за нее красивое и емкое название диптиха «Четыре апостола» не отвечает содержанию произведения! Ведь Марк не принадлежал к числу апостолов?– ближайших учеников Иисуса, а был лишь очевидцем описанных в Новом Завете событий и автором второго из Евангелий.

В руке Марк сжимает традиционный атрибут евангелистов – свиток; его оживленное, исполненное энтузиазма и нетерпения лицо не оставляет сомнений в том, что это представитель бурного холерического темперамента. Марк, так же, как и Павел, олицетворяет средний возраст человека.

Фигура Павла доминирует в правой части диптиха. Павел не знал Иисуса и не входил в число его двенадцати учеников, но он почитается как апостол за свои чрезвычайные заслуги в становлении христианской церкви. Протестанты особо выделяли Павла и называли апостолом Реформации.

Сам Лютер настолько превозносил его, что католическая церковь какое-то время даже избегала упоминать имя Павла рядом с именем Петра. Мы снова видим, как Дюрер объединяет средневековые каноны с творческими новациями. Павла обычно изображали высоколобым, длиннобородым, узколицым, держащим меч – атрибут мученической кончины: по преданию, Павел был казнен язычниками в Риме. Угрюмый Павел с мечом и Библией в руках представляет меланхолический темперамент. Во времена Дюрера считалось, что это темперамент гениальных людей. К меланхоликам художник относил и самого себя, его особое влечение к этому темпераменту подтверждает известная гравюра «Меланхолия» (1514 г.). Итак, перед нами четыре мужа, оплот христианской церкви.

Но сколь различны по настроению две почти симметричные композиции! Иоанн и Петр благоговейно склонились над раскрытой книгой. Мы не видим их глаз, а они не видят ничего вокруг. Юноша и старик поглощены текстом, совершенно самодостаточны и отрешены от окружающего мира. Они – философы, писатели, ученые; их реальность – Слово с заглавной буквы, несущее знание, пробуждающее мысль. Книга представлена здесь как источник мудрости, но не как руководство к действию.

В отличие от Иоанна, который держит книгу бережно, словно драгоценность, Марк сжимает свой свиток машинально. Взгляд евангелиста обращен не на свиток и не на Библию, а на Павла. Столь горячо и преданно смотрят на вождя, ожидая поучения или команды. Глаза Марка горят, как у не ведающего сомнений фанатика. Для него важны уже не слова, которые были в начале, а вытекающие из них решения, дела. И наконец, тяжелый, исполненный подозрительности взгляд Павла словно пробивает плоскость картины и обращается вовне – на зрителя.

Глядя в это грозное всевидящее око, понимаешь: лжепророк для Павла – любой инакомыслящий, в том числе и ты сам. И его (тебя) ждет жестокая кара. Меч в руке апостола смотрится зловеще, тяжелая закрытая Библия – уже не живительный источник Божественного Слова, а закосневшее учение, верность которому скрепляется кровью.

Хотел ли Дюрер осознанно противопоставить в своем диптихе возвышенных мыслителей и жестких деятелей? Разумеется, нет! Никак невозможно вообразить, что у глубоко верующего художника начала 16 века было намерение представить в столь мрачном свете евангелиста Марка и, тем более, – апостола Павла. Благочестие автора диптиха не вызывает сомнений.

И все же столь близкую нам, людям 21 столетия, мысль о том, что слово, претерпев опасные метаморфозы, может породить нетерпимость и насилие, художник выразил с изумительной глубиной и силой. «Четыре апостола»?– замечательный пример той многозначности истинно великого произведения, которая порой далеко превосходит первоначальный замысел его создателя. Можно не иметь понятия о том, что начертано у ног апостолов витиеватым готическим шрифтом.

Можно остаться равнодушным к занимавшей Дюрера и его современников идее представить четыре темперамента, но нельзя не увидеть в картине того, что выстрадано человеческой историей: в самом начале всех религиозных войн, в самом начале всех социальных потрясений было Слово – возвышенное, доброе, чистое. «В начале было Слово».

 Марина Аграновская.