В третьем томе собрания сочинений Велимира Хлебникова сообщается: «Работая над выставкой «Дубровский / Хлебников» (автор проекта – М.С. Киктев; музей Анны Ахматовой в Фонтанном 
Доме, Санкт-Петербург, 1992 г.), художник экспозиции Д.К. Бернштейн обратил внимание на поразительное сходство одного из хлебниковских автографов в «бакинской тетради» 1921 г. с автопортретом Пушкина-лицеиста: профиль с характерной линией носа, копна вьющихся волос, небольшой тонкогубый рот, бачки и врезающаяся в овал лица стойка форменного воротника. Целевая установка изобразительного почерка Хлебникова очевидна».
Эта рукопись-рисунок нам напоминает изысканные рисунки арабских каллиграфов, когда изображение даётся с помощью витиеватых переплетений букв и слов.
В арабских странах степень владения каллиграфией является показателем образованности и духовного совершенства человека. Известный восточный афоризм гласит: «Красота человека – в красоте его письма, а еще лучше, если оно у мудрого». Это неудивительно, потому что любой образец арабской каллиграфии – произведение художника, математика и тонкого стилиста в одном лице.
Основы каллиграфии преподавались в начальной школе и духовном училище (медресе). Однако подлинными виртуозами были лишь немногие избранные писцы (хаттаты), искушенные во всех тонкостях арабских почерков и начертаний. Письмо в Исламе имеет большое значение, так как первыми созданиями Божьими, появившимися до создания неба и земли, были орудия письма – Перо и Скрижаль. Пророк Магомет говорил, что тот, кто при помощи пера передаёт фрагменты из Корана, попадет в Рай.
Художники средневековья прилагали большие усилия для создания новых, более прекрасных форм письма. Знатные меценаты, богатые горожане, учёные соревновались между собой в собирании рукописей и заказывали переписчикам копии. Книги украшались не только орнаментальными заставками и красочными миниатюрами: их должно было украшать само начертание букв.
Различают два жанра арабской каллиграфии: тугра и шамаиль. Тугра – личный знак халифа, султана, который ставился в начале каждого указа. В нём имя и титул правителя закручиваются в причудливый узор. В переводе с арабского языка – это печать, клеймо, ярлык и даже экслибрис. Пример:
Шамаиль – настенное панно, которое по сей день можно встретить в интерьерах сельских и городских мусульманских домах. Шамаиль – в переводе с арабского языка – «оберег», а с персидского – «портрет», «изображение». Написанные на стекле масляными красками, своеобразные картины-изречения охранно-ритуального значения, сочетающиеся с орнаментально-живописным фоном, наряду с сурами Корана содержат философские изречения, афоризмы, цитаты из поэтических шедевров Востока.
Чаще всего в шамаилях можно встретить изображение птицы:
Эти птицы являют собой запись арабскими буквами фразы «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного!» звучащей как «Бисмилляхи Рахман эр Рахим», поэтому некоторые шамаили называются «Бисмиллях» (или чаще по-татарски– «Басмала»).
Иногда подобные птицы рисуются зеркальными парами:
Гораздо реже «Бисмиллях» рисуют в виде корабля:
Следующий шамаиль представляет собой молящегося мусульманина:
Это 112-я сура «Аль-Ихлас» («Очищение веры»), гласящая:
Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного!
1. Сказал: «Он – Аллах Единый,
2. Аллах Самодостаточный.
3. Он не родил и не был рождён,
4. B нет никого равного ему».
Мог ли Велимир Хлебников быть знакомым с арабской каллиграфией?
Думается, да. Ведь с 1898 по 1907 год он жил в Казани, где учился в Казанской гимназии, а затем и в Казанском университете.
Р.Г. Шагеева в альбоме «Декоративно-прикладное искусство казанских татар» отмечает: «В XVIII–XIX веках в самой Казани существовало общество переписчиков и каллиграфов. Татарские хаттаты творили также в знаменитых библиотеках Средней Азии и Стамбула».
Особенно интересно сообщение автора о том, что «В середине XIX века наиболее известным каллиграфом был выходец из деревни Селенгер Мемдельского уезда Мухамед Апи Махмудов. Освобожденный от крепостной зависимости по протекции Н.И. Лобачевского, он преподавал восточные языки и каллиграфию на Восточном факультете Казанского университета». Дело в том, что Велимир Хлебников высоко ценил Лобачевского, называя себя «Я – Разин со знаменем Лобачевского». Вероятно, Хлебникову был известен этот факт из биографии его кумира. Что касается шамаиля, то ещё до революции вышел увесистый альбом каллиграфии, собранный профессором Казанского Университета Покровским.
Таким образом, можно предположить, что почти на исходе своей жизни Велимир Хлебников в Баку, в этой восточной жемчужине Каспия вспомнил своё казанское юношество и изобразил поэта, с которым незримо вёл бой в русской литературе– Александра Сергеевича Пушкина.
Заметим, что футурист не нарушил один из мусульманских запретов, а именно: изображение человека – сурат, которое по догмам Корана не разрешено. Ислам никогда не допускал возможности внешнего сходства Аллаха с человеком или другим земным существом, поэтому изобразительное искусство оказалось исключённым из религиозной жизни мусульманина, оставаясь достоянием главным образом светской культуры. Хотя Коран не запрещал изображать людей и животных, в некоторых хадисах (записях о деяниях Пророка) говорилось о том, что Магомет порицал таких художников.
Существует притча о том, как некий художник спросил Абдаллаха ибн Аббаса, двоюродного брата Пророка Магомета: «Могу ли я рисовать животных?».
Мудрец ответил: «Можешь, но лиши их головы, чтобы они не походили на живых существ, или старайся, чтобы они напоминали цветы».
И сегодня можно увидеть исключительной красоты надписи на стенах мечетей, коврах, знамёнах, доспехах и на посуде; складываясь в узоры, они напоминают летящих птиц, змей и других животных... но только напоминают. Как видим, рисунок-рукопись В. Хлебникова лишь напоминает автопортрет Пушкина-лицеиста.
Художник, не смея уподоблять свои произведения Божьим творениям, не стремится воспроизводить земную реальность. Мусульманин воспринимает земной мир как иллюзию мира подлинного, сокрытого от глаз смертного. Этот истинный мир совершенной красоты следует постигать умозрительно, через цепь отвлечённых понятий и ассоциаций, вызываемых чтением Корана, произнесением молитв, начертанием и созерцанием священных надписей с цитатами из Корана, хадисами, именами Аллаха, Мухаммеда и праведных халифов.
Не изображение, а слово, художественно оформленное в виде надписи или графического символа, является главным носителем религиозной идеи ислама. Священное слово Корана, начертанное на входах и стенах зданий, написанное на переплётах и страницах рукописей, включённое в узоры на тканях, коврах, изделиях из керамики, стекла или металла, вплетённое в орнаменты на фонтанах и надгробиях, сопровождает мусульманина всю жизнь. Это слово вмещает в себя целый мир духовных переживаний верующего, даёт ему подлинное эстетическое наслаждение.
Ещё несколько шамаилей.
Это 80-й аят из 17-й суры «Аль-Исра» («Ночной перенос»):
80. Скажи: «Господи! Пусть моё пришествие будет правдивым, и пусть мой уход будет правдивым! Даруй мне от Тебя знамение в помощь!»
Автор этой работы, видимо, Хаши Мухаммед, как написано справа под грушей. Слева там же видим год создания: 1368. Если по солнечному календарю, то это 1992-й год н.э., если по лунному, то
1947-й. Левый листок груши читается так: «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного!», правый – так: «Прибегаю к Аллаху от козней Дьявола, побиваемого камнями». Сама груша и текст под ней является фрагментом из 29-го аята 48-й суры «Аль-Фатх» («Победа»).
Благодарим Светлану Викторовну Сухову за предоставленные материалы, Орхана Гусейнова – моего друга и проводника в исламский мир. Особую благодарность выражаем имаму мечети «Бакы» в Астрахани – Хаджи Махмуду, растолковавшего несколько шамаилей.
Иван Чудасов.