Муравей ползёт на небо.
У сторожки обветшалой
На крылечке крошки хлеба.
Далеко ушёл хозяин.
Перевёрнуто корыто.
А когда придёт, не знаем,
Постучались — дверь открыта.
На столе холодный чайник,
У печи дрова сухие.
И, наверно, неслучайно —
Что у нас леса глухие.
Вот и свет уже в окошке,
Мы на лавках, как на конях,
И горячие картошки
Заскакали на ладонях.
Наливаем для согрева,
Завтра снова в путь далече.
Не забудьте белкам хлеба
Приготовить на крылечке.
* * *
Догорает в печке уголёк,
Завтра снова печку затоплю.
Я один, но я не одинок,
Я люблю, весь этот мир люблю.
Засыпай, а я посторожу,
В темноту на небо погляжу,
Ничего я больше не спрошу,
Веточкой золу поворошу.
Когда-то я — ещё не зная,
Что буду сочинять стихи, —
На крыше нашего сарая
Сушил на солнце лопухи.
И думал, что листочки эти
Я закурю, как курит дед.
И накрутил я из газеты,
Как мне казалось, сигарет…
Прошли года, прошло и детство,
Теперь я в комнате один.
Я не курю, но хочет сердце
Почуять этот горький дым.
Стихов не надо, нет, не надо,
От них кружится голова.
Но всё равно летят куда-то,
Как дым, летят мои слова.
…И вот он, мальчик соловьиный,
На сеновале спички жжёт,
И с длинным прутиком малины
Из-за угла отец идёт.
* * *
Е. Семичеву
Между лесом и полем — дорога,
А дорога в деревню мою,
Где когда-то мальчишкою трогал
За огромные уши свинью.
Где пузатые были коровы
И лениво шагали в загон.
А за печкой томился кедровый,
Дожидаясь гостей, самогон.
Василий Попов, г. Ангарск.