Природа затихла в покое молитвенном.
Той ночью мечты проплывали так низко.
В дорожных, дождём облюбованных рытвинах
Луна отражалась серебряным диском.
Одно за другим, через мрак и столетия
Полёта сквозь тьмы леденящие дали -
Мерцающих звёзд и созвездий соцветия
На бархате чёрных небес прорастали.
Под эхо романсовых жалоб гармоники,
С душою природы так дивно похожих,
На дальних холмах деревенские домики
Мигали друг другу огнями окошек.
Я долго стоял на озябшей обочине
И, кутаясь в ветра прохладные токи,
Пытался найти подходящие, точные,
Простые, душевные, чистые строки.
Но, видимо, мне не отпущено гения.
Так хватит луной себе душу тиранить!
Я поднял из лужи её отражение.
И положил в кошелёк.
На память.
* * *
Я открываю книжный шкаф
и с нижних, ненужных полок
выгребаю тела завершённых глав
и трупики зарисовок,
гербарий из старых сюжетов
в толстой общей тетради,
потёкшую оперетту,
свёрстанную в самиздате,
черновики, заготовки,
ненаписанной книги абрис -
и перехватываю бечёвкой.
Крест-накрест.
А на верхнем листе пишу не спеша,
буквы пляшут, как тени:
«Совершенно секретно. Моя душа.
Сжечь по прочтении».
Земля.
28 февраля.
Полдвенадцатого ночи.
Я еду в поезде на Москву.
Холодный вагон грохочет,
а я трясусь - следовательно, живу,
мыслю, люблю, мечтаю...
Совсем как в прежние времена.
Секунды бегут и тают,
через тридцать минут - весна...
Жизнь затем нас в сон опускает,
чтобы снова поднять из сна:
«На! Держи! Всё на самом деле!
Хватит в быте брести по пояс!
Посиди полдня у постели,
а потом - на последний поезд.
Чай, забыл, каково это -
на платформе стоять ночью
и ловить каждый клок света,
каждый лучик и светлую точку?
Как с надеждою ждать электричку
на железнодорожном тракте?
Нужно снова посеять привычку,
чтобы после пожать характер!»
И я знаю, что это правда,
и что я очерствел душой.
Что хочу снова стать бардом.
И что я приеду домой
1 марта.
Весной.
Алексей Штрыков, Москва.