Дон Сальвадор, на сцену!
Дон Сальвадор всегда на сцене.
(из дневников Дали)..
Сальвадор Хасинто Фелипе Дали Даменеч Куси Фаррес родился в небольшом испанском городе Фигерасе. Отец – владелец нотариальной конторы, богатый и властный человек, с которым у Дали всегда были непростые отношения, несмотря на то, что он помогал ему и не препятствовал занятиям живописью. Мать умерла когда Сальвадору было всего 16 лет, и это стало для него сокрушительным ударом, потому что он относился к ней, по его собственным словам, с религиозным обожанием. «Наступив на горло рыданиям, я поклялся сияющими мечами славы, что заблистают когда-нибудь вокруг моего имени, отвоевать мать у смерти». Тем не менее, в 1929 году на выставке в Париже появилась картина Дали, на которой рукой художника было начертано: «Я плюю на свою мать». Эта выходка стоила Сальвадору разрыва с семьей: отец запретил ему возвращаться домой. К тому времени Дали уже был знаком с учением Фрейда о подсознании и с женой Поля Элюара Еленой Дмитриевной Дьяковой, своей будущей музой, которую он называл Галой. В посвящении к «Дневнику одного чтения» он написал: «… моей победоносной богине Гале Градиве, моей Елене Троянской, моей святой Елене, моей блистательной, как морская гладь, Гале Галашее Безмятежной», а некоторые картины он так и подписывал – Гала Сальвадор Дали. Как предполагают, глумясь над памятью о матери, он пытался освободиться от «комплекса» любви о ней, ради нового кумира. Впрочем, это одно из возможных объяснений. По отношению к Дали никогда нельзя сказать ничего определенного.
Посетители крупных выставок хорошо знают, что такое «музейное утомление». Примерно через два часа человек уже не в состоянии воспринимать никакие шедевры. Его сознание оказывается переполненным до краев. Если не прогуливаться и не глядеть, а стараться смотреть и видеть, то, действительно, коллекции Эрмитажа или Лувра невозможно постигнуть за день-два.
В музее своего имени и созданного самим Дали в здании старого театра в Фигерасе, я ничуть не устал. Все было забавно и не утомительно. Там, например, выставлен «Возбуждающий пиджак», украшенный рюмками с ликером, «Ретроспективный бюст женщины», на голове которой красуется батон, а по бокам свешиваются кукурузные початки, «Венера Милосская с выдвижными ящиками», «Лицо Мэй Уэст, которое можно использовать как квартиру», изменяющаяся в зависимости от угла зрения картина, и много еще чего, что разительно напоминало склад реквизита какого-нибудь цирка или киностудии. На каждом углу продавались бесформенные и растекшиеся часы, выполненные, кстати, из золота, очень дорогие и очень удобно располагающиеся на руке. В центре музея красуется «Кадиллак». Если в эту старинную машину бросить монетку, то внутри польется дождь. Возможно, это отражение одного из «изобретений» Дали – такси с дождевой установкой. На улице солнце, а вы садитесь в такси и за дополнительную плату едете в плаще и с зонтом, так как сверху льется вода… Даже сама могила художника – один из экспонатов выставки. «С выдумкой!» – поймал себя, помню, на мысли.
Говорить о Дали как о художнике всерьез вряд ли представляется возможным. Равно как и исследовать этапы его обучения (он был образован и много читал, но из всех учебных заведений был изгнан, разумеется, за дерзость) или творчества. Чего, например, стоит его собственная периодизация: Дали – Планетарный, Дали – Молекулярный, Дали – Монархический, Дали – Галлюциногенный, Дали – Будущный.
Серьезные критики давно заметили, что в отличие от многих своих известных современников, Дали был и остался не только плохим живописцем, но и посредственным рисовальщиком. Сейчас очевидны и вялость рисунка, и упрощенная палитра (трудно поверить, что он восхищался Веласкесом и Вермеером, но, скорее всего, это было восхищение особого рода – сюрреалистическое), и редкое пластическое однообразие, и, вообще, отсутствие профессиональной магии, личностного художественного начала – вещества искусства, – что, видимо, и обеспечило массовый потребительский культ Дали, существующий по сию пору. Невзыскательный зритель инстинктивно ощущает в нем как художественного демагога, опускавшего искусство до уровня «культуры потребления». Причины оглушительного успеха Дали (в том числе и финансового) кроется как раз в его способности «опошлять», т. е. растиражировать великие идеи сюрреалистов, превратив их в массовый, легко репродуцируемый товар. Характерно, что произошло это именно в Америке. Они как бы нашли друг друга. Правда, все началось чуть раньше, на сюрреалистической выставке в Лондоне, где Дали намеревался прочесть лекцию, облачившись в скафандр (он чуть не погиб при этом).
Когда заказывали скафандр по телефону, там спросили, на какую глубину, собирается погрузиться сеньор Дали. Тот ответил, что намерен погрузиться в глубины подсознания. В ответ услышал невозмутимое: «В таком случае мы предоставим шлем особой конструкции!».
Характерны и все учащающиеся скандалы с невероятным количеством подделок под Дали, сделанными с ведома его жены художником Мануэлем Баладасом. Рассказывают также, что по утрам Дали имел обыкновение подписывать с десяток чистых листов, на которых потом художники – «негры» делали «графики Дали». В конце концов надо же было Дали как-то оправдывать кличку данную им самому себе – «Авида-долларс» то есть «деньголюб»…
Пресловутая загадочность образов созданных Дали, многозначительность названий картин – очередной парадокс в творчестве гениального мистификатора.
Достаточно почитать его дневники, чтобы понять, что многие образы расшифровываются достаточно прямолинейно (кузнечик, костыль, слоновий череп и т.д.), другие представляют собой тщательно сконструированные и продуманные видения, так сказать натуралистические протоколы, якобы спонтанных грез, выходящих из подсознания.
Все складывается в эффектный, приятно волнующий своей доступностью ребус, ограничивающий, как это ни парадоксально, поле интерпретации.
Но несомненно одно – Дали обладал поразительной изобретательностью и невероятной фантазией. По-настоящему это сказалось в его самом гениальном произведении – в нем самом. Себя он лепил тщательно и с самого детства. Шокируя окружающих одеждой в юности, являясь на бал в шляпе, украшенной протухшей селедкой; в зрелости устраивал скандал, к примеру, в рыбной лавке, где ему, представьте, не продали «кисти и краски!», гарцуя в чем мать родила, под «танец с саблями» перед ошарашенным Хачатуряном, появляясь с пантерой на поводке и с многометровым хлебом на голове, изображая накладные ногти – в каждом уменьшительное зеркальце, чтобы смотреться, прозрачные манекены – внутрь льют воду и запускают рыбок, чтобы дать наглядное представление о кровообращении, спектральные очки-калейдоскоп, платья с анатомическими подкладками (дополнительная грудь на спине), туфли на рессорах и многое еще чего, что или уже применяется или, как уверял Дали, будет применяться. Кто же он? Гениальный безумец? Нет, говорил Дали, разница между мной и сумашедшим в том, что я не сумасшедший. Обратить свою внутреннюю растерзанность в наслаждение – искусство высочайшее. А делается это так: надо заставить мир жить твоей жизнью, тосковать твоей тоской. Очень давно я чисто инстинктивно сформировал жизненное кредо: надо заставить других принять мои странности как должное и нужное – и человеческое соучастие избавит меня от тоски.
За что можно уважать Дали, так это за то, что он всегда оставался самим собой. «Наперекор всему и всем» было его девизом. Наверное, только так можно почувствовать нерв века, а его «Предчувствие гражданской войны» и «Постоянство памяти» – несомненные символы нашего времени. Создать их не получается у летописцев тоталитарных режимов и у художников, ищущих одобрения у широкой публики.
Все-таки прав был такой почтенный сюрреалист как барон Мюнхгаузен – самого себя всегда можно вытащить из болота. Но только через боль, за волосы, и Бог знает сколько усилий на это потребуется…
Сергей Пухачёв.
Отличная статья! Спасибо! Галина.