В кромешности потушенного света,
я знаю, мне опасно оставаться,
протянешь руку, шевельнёшь губами,
а вдруг – бабай! Скорей, скорей на кухню!
Сестра длинноволосая. Как крепость.
Готовит неприступные уроки.
Расплывшиеся по тетради буквы
я медленно распробовать пытаюсь.
И вот они послушны, оживают
тропическим названием «Ал-геб-ра»,
растением волшебным. Но об этом
спросить сестру мне духу не хватает.
У бабушки гребёнка костяная
и сарафан, впитавший запах кухни.
Стремительные спицы, будто птицы,
вьют гнёздышко пуховое, ручное.
Я знаю, как. Меня уже учили
перебирать запутанные петли.
Отколупну кусочек штукатурки
за печкой, где меня никто не видит.
Получится горяченькая ямка.
В печном нутре гневливый зверь бушует.
Пахучие песочники томятся,
мы с мамой их в духовке заточили
на противне, посыпанном мукою.
Он не противный, просто очень чёрный.
Из погреба сейчас достанут к чаю
тягучего клубничного варенья.
А за окном надсадный рык овчарки,
рёв трактора. На сваленных берёзах
Везут зарод, зародище, громаду,
присыпанную снегом гору сена
колючего, душистого, сухого.
Я завтра на него тайком залезу.
Отец кричит о чём-то с мужиками,
перекричать старается овчарку...
Оранжевые тракторные фары
прошили двор насквозь, до огорода...
Бабушкин дом
Бабушке Ане
Отоснишься ль когда-нибудь, ждавший, любивший, кормивший
Мой единственный дом, где рассыпало детство следы...
Белоствольный простор у просевшей от времени крыши.
И щербатый колодец, черпнувший глубинной воды.
И толчёный снежок, скорлупой под шагами хрустящий.
А скворечня пуста – долговязый качается шест.
Только рыжий телёнок, опасливым оком косящий,
Из лохматой охапки солому поспешную ест.
Большеглазых снежинок бумажную белую стаю,
Как всегда, в Рождество прикрепили в соседском окне.
Возвращаясь в тебя, каждый раз из тебя вырастаю,
Старый бабушкин дом. Но по-прежнему чудится мне
Неотчётливый скрип половиц у притихшей кроватки
И притворство прищуренных глаз... А ещё б подглядеть,
Как мелькают по толстым шкафам быстроногие пятки
И фиалковый суп уплетает безухий медведь.
А ты помнишь, как жили котята в плетёном лукошке,
А как я на запретный чердак пробиралась тайком,
А пахучий дымок от печённой в духовке картошки
С крупной солью, и хлебом, и белым густым молоком!
Что-то ветрено нынче... Хлопочут иссохшие ставни.
Детство – яблоко, из повзрослевших упавшее рук.
Не оставь же меня, моё млечное воспоминанье, –
Миг духмяного детства, предутренне-сладкий испуг.
Наталья Мурзина.