Фигура Гаврилы Романовича Державина (3 июля 1743 – 8 июля 1816) очень неоднозначна и полна головокружительных контрастов. Выходец из бедных казанских дворян в молодости поступил на военную службу и достиг впоследствии чина сенатора, генерала-прокурора и министра юстиции. Статс-секретарь Екатерины II был в ссоре чуть ли не со всеми царедворцами из-за своего горячего характера и твёрдой убеждённости служить истине. Подражатель М.В. Ломоносова благодаря своему смелому таланту и чуткой интуиции стал одним из классиков русской литературы.
Порою жизнь его висела на волоске. В тридцать лет в чине гвардии поручика Преображенского полка поэт вызвался подавить пугачёвское восстание, но сам чуть не угодил в лапы противника. Почти через десять лет едва не утонул в Белом море во время неожиданно начавшегося шторма. Впрочем, всю свою жизнь Державин жил не очень уж и богато, часто нуждался. Несмотря на пережитое, он не оставлял своего творчества.
Биография Гаврилы Романовича полна интересных встреч, назовём некоторых лиц: Д. Фонвизин, Н. Львов, В. Капнист, И. Крылов, А. Суворов, М. Кутузов, В. Жуковский, Н. Карамзин, А. Пушкин. Более подробно об этом можно прочитать в замечательной книге О.Н. Михайлова «Державин» (М., 1977) из серии «Жизнь замечательных людей».
Увы, к поэтическому наследию Державина имеется неоднозначное отношение. С одной стороны, он являет собой одного из самых ярких и значительных поэтов русской литературы, обогативших её разнообразными ритмами, изобретательными строфами, разговорным языком, смешением высокого и низкого «штилей», красочными прилагательными и запоминающимися образами. Как отмечал А. Пушкин: «Державин, со временем переведённый, изумит Европу…».
С другой стороны, тот же Пушкин писал в письме к А. Дельвигу: «Перечёл я Державина всего, и вот моё окончательное мнение. Этот чудак не знал ни русской грамоты, ни духа русского языка (вот почему он ниже Ломоносова) – он не имел понятия ни о слоге, ни о гармонии, ни даже о правилах стихосложения. – Вот почему он и должен бесить всякое разборчивое ухо. Он не только не выдерживает оды, он не может выдержать и строфы…».
Тем не менее, поэзия Гаврилы Романовича до сих пор привлекает заслуженное внимание читателей и исследователей. Особенно интересны экспериментальные тексты поэта, например, липограммы, то есть произведения, умышленно избегающие определённой буквы. Державин отмечает: «По любви к отечественному слову желал я показать его изобилие, гибкость, лёгкость и вообще способность к выражению самых нежнейших чувствований, каковые в других языках едва ли находятся. Между прочим, для любопытных, в доказательство его изобилия и мягкости послужат песни <…>, в которых буквы «р» совсем не употреблено. – По неважности своей, достойны бы они были забвения; но как многие из них письменные ходят по рукам, а некоторые и напечатанные без моего позволения перепорчены; то чтоб показать истинные, собрал я их и исправил». К сожалению, ошибки в цитировании липограммных произведений Державина встречаются до сих пор, поэтому мы решили представить точные версии некоторых стихотворений в статье. К тому же они относительно малодоступны и малоизвестны.
АНАКРЕОН В СОБРАНИИ
Нежный, нежный воздыхатель,
О певец любви и неги!
Ты когда бы лишь увидел
Столько нимф и столько милых,
Без вина бы и без хмелю
Ты во всех бы в них влюбился
И в мечте иль в восхищенье
Ты бы видел, будто въяве:
На станице птичек белых,
Во жемчужной колеснице,
Как на облачке весеннем,
Тихим воздуха дыханьем
Со колчаном вьётся мальчик
С позлащённым лёгким луком
И туда-сюда летает;
И садится он по нимфам,
То на ту, то на иную,
Как садятся жёлты пчёлы
На цветы в полях младые.
Он у той блистал во взглядах,
У иной блистал в лубке
И пускал оттуда жалы,
Как лучи пускает солнце.
Жалы были ядовиты,
Но и мёду были слаще,
Не летали они мимо,
Попадали они в душу,
И душа б твоя томилась,
Уязвлённая любовью;
Лишь Паллады щит небесный
Утолил твои бы вздохи.
СОЛОВЕЙ ВО СНЕ
Я на холме спал высоком,
Слышал глас твой, соловей,
Даже в самом сне глубоком
Внятен был душе моей:
То звучал, то отдавался,
То стенал, то усмехался
В слухе издалече он;
И в объятиях Калисты
Песни, вздохи, клики, свисты
Услаждали сладкий сон.
Если по моей кончине,
В скучном, бесконечном сне,
Ах! не будут так, как ныне,
Эти песни слышны мне;
И веселья, и забавы,
Плясов, ликов, звуков, славы
Не услышу больше я, –
Стану ж жизнью наслаждаться,
Чаще с милой целоваться,
Слушать песни соловья.
ЖЕЛАНИЕ
К богам земным сближаться
Ничуть я не ищу,
И больше возвышаться
Никак я не хощу.
Души моей покою
Желаю только я:
Лишь будь всегда со мною
Ты, Дашенька моя!
ВИША
Сей день усыпали цветами
Младые девы ложе мне
И тихи песен голосами
Восхитили мой дух во сне.
Казалося, за ними следом
Я по лугам, лесам ходил
И, с лип златым питаясь медом,
Благоуханный воздух пил;
Близ вод жил в поле Елисейском,
Весёлостей вкушая тьму;
Но, встав, увидел: в милом, сельском
Твоём, Жуковской, я дому.
ПЕСНЬ БАЯРДА
Сладостное чувств томленье,
Огнь души, цепь из цветов!
Как твоё нам вдохновенье
Восхитительно, Любовь!
Нет блаженнее той части,
Как быть в плене милой власти,
Как взаимну цепь носить,
Быть любиму и любить.
Умножайся, пламень нежный,
Под железной латой сей,
Печатлейся, вид любезный,
В мыслях и душе моей!
ШУТОЧНОЕ ЖЕЛАНИЕ
Если б милые девицы
Так могли летать, как птицы,
И садились на сучках,
Я желал бы быть сучочком,
Чтобы тысячам девочкам
На моих сидеть ветвях.
Пусть сидели бы и пели,
Вили гнёзда и свистели,
Выводили и птенцов.
Никогда б я не сгибался, –
Вечно ими любовался,
Был счастливей всех сучков.
Здесь отметим, что «Шуточное желание» положил на музыку и вставил в оперу «Пиковая дама» П.И. Чайковский. Что касается слова «девoчки», то, как свидетельствует Даль, так произносили в Новгородской губернии, в том месте, где находилось державинское имение Званка.
КУЗНЕЧИК
Счастлив, золотой кузнечик,
Что в лесу куёшь один!
На цветочный сев лужечик,
Пьёшь с них мёд, как господин;
Всем любуяся на воле,
Воспеваешь век ты свой;
Взглянешь лишь на что ты в поле,
Всем доволен, все с тобой.
Земледельцев по соседству
Не обидишь ты ничем;
Ни к чьему не льнёшь наследству,
Сам богат собой всем.
Песнопевец тепла лета!
Аполлона нежный сын!
Честный обитатель света,
Всеми музами любим!
Вдохновенный, гласом звонким
На земле ты знаменит;
Чтут живые и потомки:
Ты философ! Ты пиит!
Чист в душе своей, не злобен,
Удивление ты нам:
О! Едва ли не подобен –
Мой кузнечик – ты богам!
Стихотворения цитировались по следующему изданию: Державин Г.Р. Анакреонтические песни. М.: Наука, 1987. 472 с.
Гаврила Романович большое внимание уделял художественному оформлению своих произведений, и, вероятно, как следствие, возник пример визуальной поэзии (строки стихотворения рисуют его содержание):
ПИРАМИДА
Зарю,
Лучами,
Как свещами,
Во мраке блестящу,
В восторг все души приводящу.
Но что? – от солнца ль в ней толь милое блистанье?
Нет! – Пирамида – дел благих воспоминанье.
Отметим и два акростиха, записанных в виде загадки: по первым буквам каждой строки прочитывается ключевое слово (выделено нами – И.Ч.).
* * *
Родясь от пламени, на небо возвышаюсь;
Оттуда на землю водою возвращаюсь!
С земли меня влечёт планет всех князь к звездам;
А без меня тоска смертельная цветам.
* * *
Буду я петь Тебя как и пел,
Отче благий! Как звать, не умею;
Гусльми души звенеть, как звенел;
Альфой начав, омегой немею.
И в заключение приведём пример первого русского палиндрома, то есть произведения, строки которого слева направо и справа налево читаются одинаково. У Державина палиндромны лишь первые две строки:
* * *
Я разуму уму заря,
Я иду с мечем судия;
С начала та ж я и с конца
И всеми чтуся за Отца.
В конце ХХ века Д.Е. Минский предложил убедительную разгадку этого четверостишия (палиндромную по слогам): ЦАРИЦА.
Воистину, творчество Г.Р. Державина таит в себе немало загадок и прекрасных экспериментов!
Иван Чудасов.
То, с чего начинаются и заканчиваются первые две строки — буква «Я». Ранее местоимение «Я» обозначалось буквой Аз (стоящей вначале алфавита), теперь буквой Я, стоящей в конце. Начало и конец всего, Альфа и Омега. В Википедии есть вот такое определение: Альфа и Омега (ΑΩ, Αω, αω) — сочетание первой и последней букв классического (ионического) греческого алфавита, которое является наименованием Бога в Книге Откровения Иоанна Богослова, символами Бога как начала и конца всего сущего. Об этом прямо говорится во второй и третьей строке. Соответственно, ответ: ΑΩ